В Москве завершился Международный симпозиум, посвященный изучению Солнечной системы. Как последние неудачи российской космонавтики сказались на совместных с зарубежными партнерами проектах? Что может внести Россия в международное изучение Луны, Марса, других планет? Об этом корреспондент «РГ» беседует с директором Института космических исследований РАН академиком Львом Зеленым.

В последнее время в российской космонавтике была серия серьезных неудач. Мы не раз подводили зарубежных партнеров. Естественно, доверие к нам упало, отношение к совместным проектам стало более осторожным и даже скептическим. Как в этой новой ситуации строится совместное сотрудничество?

Лев Зеленый: Увы, в нашей космической программе накопилось много проблем. Большой трагедией стала потеря в 2011 году аппарата «Фобос-Грунт», который должен был исследовать спутник Марса. Эта авария сильно отразилась на нашей репутации. Кредит доверия отечественной космонавтике, который завоеван в предыдущие годы, мы почти исчерпали. Нам нужен серьезный успех. Надо сделать все возможное, чтобы свести к нулю вероятность тяжелых аварий. В частности, может быть, не замахиваться сразу на сложные космические миссии, а отрабатывать их по частям, многократно проверяя и перепроверяя каждый этап.

Сейчас главная ставка делается на ближайший полет на Луну. Он планировался на 2014 год, но после аварии «Фобоса-Грунта» сроки сдвинули на 2016 год, чтобы тщательно провести все наземные испытания и отработать все технические системы. А всего к спутнику будет отправлено три аппарата: в 2016 году «Луна-Глоб», в 2018 году «Луна -Орбитер», в 2019 году «Луна-Ресурс». Цель этих полетов - исследование вещества в приполярных областях Луны.

Некоторые специалисты сразу выразили скепсис, мол, это повторение пройденного. Советские аппараты доставляли с Луны сотни грамм грунта, а американцы вообще сотни тонн. Зачем же вновь лететь за грунтом?

Лев Зеленый: Да, мы полетим за грунтом, но совсем другим, не таким, который доставляли мы и американцы в 70-годы. Ведь его брали с поверхности Луны, причем, в основном, в приэкваториальных и среднеширотных районах. А последние исследования спутника Земли показывают, что надо сменить зону поиска. Оказалось, что в районе полюсов Луны, на глубине 1-2 метра с большой вероятностью могут находиться большие запасы водяного льда. Если он там есть, то это открывает для землян огромные возможности. Ведь из воды вы можете получать и кислород для жизнедеятельности космонавтов, и водород для обеспечения их энергией.

Но вода в полярных областях интересна не только для ее утилитарного использования, но и для фундаментальной науки. Мы давно пытаемся понять, откуда в Солнечной системе появилась жизнь. Одна из версий - споры жизни принесены на Землю кометами. Ведь кометы - это не только вода. В их ядрах есть органические молекулы, и анализ этого вещества может открыть очень много интересного и о происхождении самой Луны, и всей Солнечной системы. Поэтому нам нужно вещество не с поверхности Луны, а из глубины, из «холодильников» на полюсах. Но взять его крайне сложно. Нужна специальная бурильная установка, создание которой очень сложная задача и очень дорогое удовольствие.

Лев Зеленый: Берут, но с какой? Они не бурят, а пробивают грунт на очень малую глубину, всего несколько сантиметров. Это, как говорится, две большие «разницы». Но есть и другая проблема. При бурении легкие фракции космического вещества, за которыми мы охотимся, нагреются и испарятся. Поэтому нужны специальные установки для криогенного бурения, чтобы все летучие вещества сохранялись, собирались в капсулы и доставлялись на Землю для подробного лабораторного анализа. Причем такие манипуляции надо делать не на Земле, а за тысячи и миллионы километров от нее. Архисложная задача. Так вот у наших европейских партнеров есть бурильная установка, изготавливаемая для другого нашего совместного проекта «ЭкзоМарс», которая при доработке может быть применена на Луне. Мы сейчас договариваемся о такой совместной работе.

Причиной наших аварий были, в основном, средства доставки, ракеты-носители. А наши приборы для исследования космоса способны конкурировать с зарубежными? Скажем, американская техника поражает: она десятилетиями в экстремальных условиях космоса собирает, обрабатывает и передает на Землю огромные массивы разнообразной информации. Чего стоит феномен Вояджера-1, который бороздит космос 36 лет и уже вышел в межзвездное пространство. Он продолжает отправлять за Землю ценные данные.

Лев Зеленый: Надо признать, что наша техника в далеком космосе так долго не живет. Там мощная радиация, и чтобы ей противостоять, нужна стойкая электроника. У американцев она есть, у нас, увы, пока нет. И эта задача перед промышленностью сейчас поставлена вице-премьером Дмитрием Рогозиным.

Совсем иная ситуация с научными приборами, которые не претендуют на исследования в столь экстремальных радиационных условиях. Здесь мы вполне конкурентоспособны, выдерживаем жесточайшие конкурсы за право попасть в состав различных международных миссий. Примеров можно приводить немало. Скажем, на американских аппаратах, которые занимаются поиском воды и водяного льда установлены наши приборы ХЕНД, ЛЕНД, ДАН. Российская аппаратура, установленная на европейском аппарате «Венера-экспресс», с 2006 года успешно работает на орбите вокруг этой планеты и получает уникальные данные об ее атмосфере. На европейском аппарате «Марс-экспресс» тоже стоят российские приборы, которые собирают данные об атмосфере Красной планеты и участвовали в сенсационном обнаружении метана, который может служить признаком жизни. А в 2015 году к Меркурию полетят японский и европейский аппараты, и на обоих также будут установлены приборы, изготовленные в ИКИ РАН. Чтобы наши приборы попали в состав этих экспедиций, нам пришлось пройти через сито жестких конкурсов. Так что слухи о кончине российской научной программы преувеличены.

Американцы чувствуют на Марсе уже почти хозяевами. Их марсоходы бороздят планету, берут пробы грунта, изучают его прямо на месте, передают данные на Землю. Когда и с какими новыми задачами мы придем на Красную планету?

Лев Зеленый: Прежде всего, речь о совместном с европейцами проекте «ЭкзоМарс». Он состоит из двух запусков. Первый намечен на 2016 год, в него входит два аппарата. Россия в данном случае будет не только «извозчиком», предоставив ракету-носитель «Протон», но и установит на орбите европейский аппарат для изучения марсианской атмосферы, искать следы жизни. Кроме того, на Марс опустится специальный модуль, на котором будут отработаны - системы посадки.

Вторая миссия, стартующая в 2018 году, намного серьезней. Задача - взять грунт, пробурив скважину на глубину до двух метров. Для этого надо осуществить мягкую посадку большой платформы с марсоходом и комплексом различных приборов. Платформу разрабатывает и изготовит НПО им. С. А. Лавочкина, а европейцы взяли на себя создание марсохода «Пастер», на котором также будут установлены несколько наших приборов. Марсоход оснащен бурильной установкой, о которой я уже говорил. Извлеченные с глубины образцы грунта будут изучаться прямо на Марсе с помощью специальной техники. А примерно на середину 20-х годов намечена новая Международная программа. Ее цель - доставка марсианского грунта на Землю.

То есть вы намерены получить на Марсе принципиально новую информацию, по сравнению с тем, что уже открыли там американцы?

Лев Зеленый: Конечно, они узнали там немало интересного, но уже понятно, что, находясь на поверхности планеты, наука ограничивает себя. Надо идти вглубь. Именно там надо искать следы марсианской жизни.

Хочу особо подчеркнуть, что именно сейчас начинается новый этап международного сотрудничества. Раньше каждая страна делала «индивидуально» свой прибор, затем их устанавливали на космические аппараты. Теперь эта техника создается общими усилиями, начиная уже со стадии проектирования. Пока такая интеграция осуществляется только с европейцами. Что касается американцев, то они берут наши приборы и ставят на свои аппараты. На этот симпозиум должен был прилететь заместитель руководителя НАСА Джим Грин, но помешал разразившийся в США очередной конфликт по утверждению Госбюджета. Впрочем, мы с профессором Грином договорились о встрече в самое ближайшее время. Важно, что обе стороны едины во мнении: научный потенциал взаимодействия двух стран используется слабо. В частности, должны обсудить следующий этап исследований Венеры, а также астероидов.

Лев Зеленый: Понимаете, «Фобос-Грунт» - это не просто конкретный проект. Его судьба принципиальна для понимания, как должны в нашей стране развиваться фундаментальные космические исследования. Да, космический аппарат потерпел аварию еще на околоземной орбите. Но надо понимать, в космонавтике такие неудачи практически неминуемы. Аварии были у всех, ни одно космическое агентство без них к сожалению не обошлось. Например, я был свидетелем крупной неудачи европейского проекта «Кластер». Аппараты запустили с помощью еще новой тогда ракеты «Ариан», и они сразу упали в Тихий океан. А дальше наши европейские коллеги собрались с силами и через 4 года повторили эксперимент. И он прошел вполне успешно. Не так страшна сама авария (конечно, если обошлось без человеческих жертв), как уныние после нее, важно не ставить на проектах крест, а извлекать опыт из сделанных ошибок и обязательно повторять неудавшиеся эксперименты. Чего мы не сумели сделать. У нас в Тихом океане погиб аппарат «Марс-96». И мы этот эксперимент не смогли повторить, зато его фактически продублировали европейские ученые. Это миссия «Марс-экспресс», о которой я уже говорил, где установлены наши приборы

Поэтому в 2021-2022 годах мы обязательно должны вернуться к проекту «Фобос-Грунт», но уже имея опыт как миссии «ЭкзоМарс», так и мягких посадок на Луне. Почему так важен этот проект? Во-первых, вещество этого спутника Марса иное, чем у самой планеты. Скорее всего, это захваченный Марсом астероид. Раз так, то мы будем изучать первичное вещество Солнечной системы. Есть и другая важная причина. Марс постоянно бомбардируется метеоритами, которые выбивают из него вещество. Эти частицы выбрасываются в пространство и могут достигать Фобоса. Взяв собранные за миллиарды лет на поверхности Фобоса фрагменты вещества, мы можем узнать много интересного из истории Марса и Солнечной системы.

Наконец, есть третья причина осуществить миссию на Фобос. Этот полет проверит воздействие радиации на живые организмы. На аппарате будут установлены дозиметры и разместятся микроорганизмы, которые должны за три года долететь до Марса и вернуться на Землю. В итоге мы узнаем, что в открытом космическом пространстве грозит космонавтам, решившим отправиться к Красной планете.

Вы сказали, что далекий космос, который изучают американцы, пока для нас недоступен из-за отставания в элементной базе. Когда ситуация может измениться? Есть какие-то планы?

Лев Зеленый: Да, есть. У нас было совещание с европейскими коллегами, где Россия предложила на 20-е годы новую программу изучения спутников Юпитера, в частности, Ганимеда. Миссия на Ганимед менее опасна с точки зрения воздействия радиации, чем к другим более близким к Юпитеру его спутникам. Ганимед интересен по многим причинам. К примеру, там с достаточно высокой вероятностью может вода, а значит следы жизни.

Хотя вы занимаетесь сугубо фундаментальной наукой, но все же не могу не спросить о нынешней ситуации в космонавтике. Что надо сделать, чтобы вывести ее из полосы кризиса?

Лев Зеленый: Отрасли нужна серьезная реформа, нужна единая техническая политика. Здесь практически все специалисты единодушны. Среди многих проблем особо выделю одну, на мой взгляд, самую сегодня «болевую». Речь о кадрах, работающих в космонавтике. Так вот самое слабое место - не ученые, и даже не инженеры, а среднее техническое звено. У нас, по сути, провалено среднее профессиональное образование. Мы можем создать самые прекрасные проекты, строить самые смелые планы, нарисовать красивые чертежи, но нужны первоклассные профессионалы, которые все это воплотят в «железе». Об этом давно говорят специалисты, но, увы, дальше разговоров дело не шло.

Юрий Медведев

24.10.2013 г.[AT]